Я облокотил голову на стену, принял максимально расслабленную позу и прикрыл глаза. Многие свежаки так и топтались, как бараны в загоне. Смысла в этом не было никакого. Исправлять что-либо уже поздно. Как вырваться за два ряда колючей проволоки, через минное поле, простреливаемую с вышек полосу и доты, я не знал. Нет таких способов. Если только всеобщий бунт, но и то… Без шансов. У охраны нет сомнений, стрелять или не стрелять. Часть из них матёрые муры с боевыми Дарами. Как не печально это признавать, но у нас ни шанса бежать.

Подкоп не сделать. Тут отбойный молоток нужен, чтобы вскрыть железобетонный пол. Сквозь стену из металлических листов можно, но шумно — охрана не дремлет. Как пить дать у них тревожная кнопка имеется для вызова подкрепления или чтобы поднять тревогу. Да и камеры опять же.

Очень хотелось есть и пить. Я, конечно, глотнул живуна, но тот, хоть и справился со споровым голоданием, жажду никак не убрал. Пока Славик где-то там ходил, я неожиданно для себя самого клюнул носом и задремал, хотя в обстановке тотальной безнадëги это казалось совершенно невозможным. Как ни бодрил живун, он был не в силах купировать недосып трёх ночей подряд. Едва ли на трое суток вышло шесть часов сна. Разбудила меня невнятная возня.

Приоткрыв один глаз, обнаружил того самого американского копа, что выхватил в автобусе от пузатого кваза. Плюгавенький мужичонка в очках с толстыми линзами тщетно пытался задержать крепкого телом, но не умом полицейского. Тот пёр, как бульдозер, к хлипкой сетчатой двери.

— Эй, вы! Вы не можете нас держать здесь! Я к вам обращаюсь, русские свиньи! Коммунисты проклятые! Вы не имеете права удерживать граждан Содружества Независимых Государств Америки! — он забарабанил кулаком в сетку, — Позовите вашего начальника. Это я вам говорю! Шериф Макнамара!

Я наблюдал за разворачивавшейся драмой буквально из первых рядов.

— Кто-кто? — задали из-за решётки вопрос на чистейшем английском, — Шериф? И значок есть?

— Есть! — важно сообщил Макнамара.

— Подойди ближе, покажи…

Мужчина сделал шаг к сетчатой двери.

— Похоже, у нас тут действительно настоящий легавый, парни…

Точку в диалоге поставил грохнувший дуплетом обрез. Шерифа отбросило от сетки, кровь и брызги мозгов хлестнули по толпе, в ужасе отпрянувшей назад. Кого-то уронили, на кого-то наступили, кто-то заорал от боли, а кто-то от ужаса. Под высокими сводами ангара заметались звуки плача, причитаний и проклятий.

— Молчать! — негромко приказал всё тот же самый голос с идеальным произношением, — Самый громкий получит следующую пулю.

Удивительно, но все его услышали и испуганно замолчали. Я привалился к забору поудобней боком и снова закрыл глаза.

— Это никакой не лагерь для беженцев, — сказал кто-то по-русски свистящим шёпотом неподалёку от меня, — Что они от нас хотят?

Отвечать я не стал, да и вряд ли вопрос был задан мне. Похоже, что адресовался он несправедливой абстрактной карме.

А я… Я просто продолжил сидеть в максимально удобной в данных обстоятельствах позе, собираясь с мыслями. Я попытался вспомнить дорогу, которой нас везли, но воспоминания оказались смутными и разрозненными. Сказывалось действие препарата, который мне вкололи, не иначе какой-нибудь наркотик. Однако по всем прикидкам выходило, что мы сейчас в муровском стабе, который не нанесён на карты, которые я закачал в Зимнем.

Вдруг я услышал голос Славика, который обращался ко мне:

— Орк… Ты спишь? Орк, я привёл этих двух американцев…

Я открыл глаза и увидел Славика в компании двух колоритных мужчин. Один был выше его почти на голову и казался гораздо сильнее. Выглядел он как коренной американский индеец, второй оказался не примечательным европейцем, его отличал умные глаза, цепкий подвижный взгляд, узкое, вытянутое и улыбчивое лицо, высокий лоб.

Я поднялся на ноги, но не из уважения к ним, а для того, чтобы немного размять конечности. Да и моя задница изрядно замёрзла на бетонном полу.

— Я Орк, — представился я на ломанном английском, — Честный рейдер из стаба Тридцать Второй километр. Вы кто?

Незнакомцы молча переглянулись.

— Монзомо, — сказал индеец, — Зови меня Монзомо, а это мой друг, Джошуа Шредер.

Я повернулся к Славику.

— Как это понимать? Ты сказал мне, что тут в загоне есть два бывалых рейдера, а они как ты…

— Как я? — изумился кореец.

— Свежаки…

— Что он сказал? — с интересом спросил Джо.

Кореец без паузы перевёл. А я почувствовал, как гнев начинает закипать во мне чёрной волной. Я оказался в этом месте, и теперь меня держат здесь против воли. А теперь ещё и этот Славик тупит… Хотя чего ждать от свежака? Сам таким был. С трудом взяв себя под контроль, выслушал перевод слов Шредера.

— Он говорит, что к ним в руки попал журнал одного физика, который нашёл сюда путь из внешних миров, в то время как они попали сюда своим ходом, как все остальные. Земля, кисляк, Улей.

— Какой они день здесь?

— Второй.

Я чуть не застонал от бессилия, но, взяв себя в руки, обратился к американцам:

— Вам нужны новые имена.

Монзомо и Джо снова переглянулись и посмотрели с недоумением, но я продолжал говорить:

— Мы найдём путь на свободу, но тут так принято. Для начала вы должны получить новые имена. Без этого работать с вами не буду. Сейчас решайте, вы со мной или нет.

Джошуа быстро заговорил, но понял я его с пятого на десятое. Вопросительно посмотрел на корейца, взявшего на себя роль переводчика.

— Шредер говорит, что про этот обычай было в журнале, — сообщил мне Славик, — Ты станешь их крёстным? И…

— Что?

— Раз уж так надо, то и меня тоже крести, — замялся парень, — Хотя я буддист…

Я не знал, как нам бежать, но был готов на всё, чтобы выбраться из этого места. Славик смотрел на меня с надеждой, а мне почему-то стало гадко. Словно ребёнка обманываю.

— Хоть в Великого Макаронного Монстра веруй. Это к религии не имеет никакого отношения абсолютно. Будешь Штык…

— Потому что пуля — дура, а Штык молодец? — улыбнулся Славик.

Это была первая улыбка, которую я увидел здесь, в концентрационном лагере муров, но посмотрел сурово и ответил, веско роняя слова:

— Нет, потому что стройный. Ты, Монзомо, отныне будешь именоваться Вождём, а ты…

Я сделал вид, что задумался, но на самом деле слушал, что подскажет Улей, как тогда, когда крестил Брюнета.

—… нарекаю тебя Медведем, — наконец поймал я витавшую рядом мысль, — Если кто спросит, то отвечайте прямо, крестил вас Орк, честный рейдер из стаба Тридцать Второй километр. А прежние имена забудьте. Те люди остались в том, старом мире. Здесь Улей, считайте, что вы только что родились заново.

Штык перевёл, американцы живо обсудили новые имена между собой. Я дождался, пока они не закончат, и продолжил:

— Семья, родня… Всё это у нас отнял Улей. Обратной дороги нет, но друг у друга есть мы. Ни один нормальный крёстный не бросит крестников, пока они сами не будут готовы отправиться в автономное плаванье. Пока будем держаться вместе.

Я снял с пояса флягу, сделал три глотка и пустил её по кругу. Вождь выпил с каменным лицом, Медведь тоже даже не поморщился, а вот Штык кривился и куксился с минуту, пока не смог влить в себя отвратительное пойло.

Глава 57

— Давайте соображать вместе что ли, — прокашлявшись, наконец выдавил из себя Штык, — Надо бы сообща найти способ выбраться отсюда.

Вождь и Медведь посмотрели на него с удивлением, но я увидел, что в их глазах появилось что-то, напоминающее уважение. Парень был готов бороться за свою свободу, хотя бы на словах.

Труп Макнамары с половиной черепа так и продолжал валяться на бетонном полу. Люди, наконец, осознали, что они узники, и поутихли, хотя их ропот время от времени слышался то тут, то там.

— Ты среди нас самый опытный, — шёпотом сказал Штык, — Что думаешь…

— Видно будет… Пока думаю покемарить, — спокойно ответил я, — Советую всем последовать моему примеру, чтобы, когда придёт время, быть готовыми.