— Орк, — представился я.

— Орк? — удивился он, — Тебе подходит. Погоняло? Позывной?

— Зачем позывной? Имя…

— А я Славик, — пожав плечами назвался он, — Вячеслав Тэн.

— Тебе не подходит, — прокомментировал я, — Совсем не подходит.

— Знаю, — вздохнул он, — Папа и мама из Кореи в Российскую Империю перебрались… А мы с братьями уже там на свет появились.

Я пропустил мимо ушей «Российскую Империю», списав всё на выверты мультиверсума. Из каких только миров сюда не сыплются.

— Будем знакомы.

Славик протянул мне руку, на что я показал ему стянутые за спиной запястья.

— И сколько ты так уже? — изумился кореец, но ответ, видимо, не требовался, потому что он продолжил, — Погоди. Я ща…

Он смешался с толпой и вернулся с инструментом, кажется, это называется маникюрные кусачки. Потом он минут пять пыхтел и матерился, пока путы не ослабели настолько, что я смог их разорвать.

— А чего тебя связали? — понизил голос до трагического шёпота Славик, — Эти спасатели всех привозят так…

Меньше всего сейчас мне хотелось отвечать на вопросы свежака, да и вообще, компания общительного корейца откровенно напрягала. Голова болела, кисти рук не слушались. Больше всего тянуло послать непрошеного собеседника подальше. Однако портить отношения не стоило. Сам я тоже не самый коммуникабельный тип, так может, хоть этот парень мне какую-нибудь информацию предоставит.

—… Это потому, что ты… Хм… Другой?

— Не другой, — ответил я, разминая кисти рук, — Я — кваз, то есть квазизаражённый. Не будешь пить живун или будешь глотать, как не в себя, тоже таким станешь.

— А что такое «живун»? — последовал ещё один вопрос.

— Это лекарство, — коротко ответил я, — Без которого тебя крышка, Славик.

Я пошарил по поясу и непослушными пальцами отвинтил крышку. Глотнул сам и предложил моему благодетелю. Тот неосмотрительно понюхал содержимое.

— Фу! — скривился он, — Ты на потных портянках, что ль, настаиваешь?

Я ухмыльнулся.

— Пей-пей, — напутствовал я, — Голова и такая тошнота необычная пройдёт…

— Да нет, — решительно отказался он, — Пока не так сильно болит, чтобы это внутрь принять.

Я пожал плечами.

— Как знаешь.

— Слушай, ты, случайно, не в курсе, зачем нас тут собрали и изолировали? — спросил он спокойно, даже очень спокойно для свежака в его ситуации.

— Как же, знаю, конечно…

— Да я же серьёзно спрашиваю…

— Я серьёзно отвечаю — знаю.

Славик изобразил ожидание. Я облизал губы и сделал ещё один глоток из фляги. Попробовал дотянуться до Дара, но тот молчал.

— Нас убьют? — не вытерпел он и задал следующий вопрос.

— Непременно, — честно выложил свои соображения я, — Перво-наперво они подержат нас в этом отстойнике несколько дней, убедятся, кто заражённый, а кто нет. Заражённых сразу спишут в расход.

— А остальных? — обеспокоенно уточнил Славик.

— Остальных помучают, — безрадостно ухмыльнулся я, — Скорей всего, на органы разделают. Муры здесь таким промышляют.

— Где «здесь»-то? А? И зачем им наши органы? — совсем спал с лица мой собеседник.

— Органы наши им нужны, потому как из них делается продвинутая фармакология во внешних мирах, а продают их внешникам — пришельцам из внешних миров. А «здесь» — это, брат, в Улье.

— В Улье? Что за Улей такой? — скорей по инерции спросил кореец.

— Это… Хм… Это такое место.

— Планета? — брякнул Славик.

— Возможно, — вздохнул, я, чувствуя, от попытки объяснить то, как что я сам не до конца понимаю, голова начинает болеть, — Я не знаю. Крепко сомневаюсь, что вообще хоть кто-то сможет тебе точно сказать, где расположен Улей по отношению к нашей планете. Возможно, в миллиардах парсек, в другой галактике, может, на Луне или Солнце. А может, это просто такой параллельный мир. Но всё это для тебя, Славик, значения не имеет никакого. Важно, что ты видел плотный туман с кислым химическим запахом, и сейчас ты в этой реальности. Всё здесь устроено страшно и странно, потому что населяют его такие же люди, как мы, и заражённые, которые эволюционируют, пожирая нашу плоть.

— Гонишь! — выдохнул кореец.

— Ни разу, — разочаровал его я, — Сюда регулярно копируются масштабные куски местности из нашего и других миров мультиверсума со всем, что на них было, и вот тут начинается самое кошмарное…

— Что? — побелевшими губами пролепетал Тэн.

Я щёлкнул пальцами и он вздрогнул.

— Местный паразит, — пояснил я, — Воздух с этой стороны заражён спорами. Вдохнул, и ты уже инфицирован. Лекарства нет. Чаще всего паразит Улья превращает человека в кровожадную тварь, которая вечно голодна, но в качестве пищи предпочитает свежее мясо. Чем больше жрёт, тем быстрей эволюционирует, становясь всё больше, сильней, быстрей, живучей, опасней.

— Ты сказал «большая часть»…

— Да, небольшой процент оказывается иммунными, такими, как я. Они сохраняют разум, память и внешний облик, но паразит Улья меняет всех, если не внешне, так внутренне. Однако, таким выжившим от паразита достаются подарки. Их тут называют «Дары Улья», они немного подслащивают здешнюю жизнь.

Глава 53

Прочитав журнал сбрендившего русского физика, Шрëдер, мягко говоря, обалдел… Ну, по крайней мере он хоть что-то, понял в этом нескучном и заковыристом сумасшествии. Чтобы разгрузить мозг Джошуа вышел помочь с разделкой туши добытого зверя. Уложить в голове ворох разрозненной информации, переварить, осмыслить и принять его было непросто. Индеец помощь принял с благодарностью, не отрываясь от дела, развлек Шредера рассказом про обряд Пляски Солнца.

— Это настоящее действо, — живописал он, — Собирается большинство индейцев, держащихся своих корней. Он проводится один раз в год в конце весны или в начале лета, когда пищи в достатке — это позволяло нашим предкам прокормить сотни людей, посещавших церемонию. Каждое племя имеет свои практики и церемониальные обычаи, наш вариант включает передаваемые через поколения танцы, песни на родных языках, молитвы и обязательный пост. Церемония проходит так: шаман в лесу находит «дерево жизни», самый смелый или заслуженный воин срубает его…

— Погоди-погоди, Монзомо, — остановил собеседника Джо, — Ты говоришь «шаман». Это ты?

— Последние четыре года — да…

— Извини, пожалуйста, продолжай.

Шредер вернулся к сниманию шкуры.

— Это дерево потом используют, как центральный столб церемонии, — вещал Монзомо, стоявший рядом с кружкой травяного чая, — Дереву не дают коснуться земли. Прямо так на весу, срубают сучья и несут на место проведения церемонии. Потом столб вкапывают в середине арены. Пляска Солнца начинается на утро следующего дня. Приносящие себя в жертву мужчины и женщины делают надрезы на обеих сторонах груди, в которые вставляют косточки, прикреплявшиеся ремнями к столбу. Когда всё готово, начинается пляска вокруг, в процессе или в конце танца нужно вырвать вставленные косточки из тела.

— Да уж, — ответил погружённый в собственные мысли Джо, — А побывать на таком ритуале белому человеку можно? Или церемония только для индейцев?

— Можно, конечно, — благосклонно кивнул шаман, — Приезжай к началу, я всё тебе покажу.

Джо слушал рассказ товарища об индейском празднике, и ему чертовски нравилась эта речь, густо пересыпанная экзотическими словечками и названиями обрядов, но которую индеец произносил естественно и обыденно. Да, для него весь этот богатый пласт культуры, верований и ритуалов коренных народов — близкое, привычное, родное. А для Шредера — неведомый мир, которого он коснулся лишь краем в последние сутки. Не то чтобы он воспылал этнографическим угаром, но как развлечение и пополнение багажа знаний, это всё было интересно. Как говорится, удивительное рядом. Мы мимо него каждый день можем проходить и не замечать, пока нас в это удивительное носом не ткнут.

Конечно, Шредер никогда не приветствовал жестокие обряды, потому что с фактами самоистязания или истязания кого-либо другого связан был большой пласт его профессиональной работы. В подобных явлениях всегда скрыты психические расстройства или психологические комплексы — от условно безобидных девиаций до тяжёлых параноидально-шизоидных состояний. И посмотреть реально существующий ритуал, связанный с этим, было бы полезно даже с профессиональной точки зрения. Он твёрдо решил, что обязательно надо посетить это мероприятие.